Пассионарный толчок — этническая система

Ключевые слова: пассионарность, пассионарный толчок, этническая система, этническое поле, биосфера Земли, этногенез.

1. Если Тойнби рассматривает духовные перспективы человечества, то Л. Н. Гумилев обращает внимание на сопричастность человеческой популяции и биосфере Земли. В этом отношении они взаимодополняют друг друга, рассматривая один и тот же вопрос о судьбах человечества в разных системах отсчета. Если предметом анализа Тойнби является цивилизация как духовный феномен, то гумилевская концепция цикличности относится к этносам как природным явлениям. «Нами была выдвинута концепция этноса как поля биофизических колебаний с определенной частотой или ритмом. Теперь она находит подтверждение», — пишет Л. Н. Гумилев. Поля находятся в постоянном колебательном движении, с той или иной частотой колебаний. Когда носители одного ритма сталкиваются с носителями другого, то воспринимают новый ритм в соответствии с их собственным ритмом. Например, ритмы «полей» китайского и кочевого суперэтносов столь разнились, что дружеский контакт между ними, даже диктуемый политическими соображениями, никогда не бывал полным и продолжительным. И это не случайно.

При сочетании данного ритма с другими может возникнуть либо гармония, либо дисгармония. В первом случае происходит этническое слияние, во-втором — нарушается ритм одного или обоих полей, что ведет к аннигиляции. Но когда происходит пассионарный толчок, «этнические поля» приобретают новый ритм. «На вопрос: что движется? — отвечаем: этническая система, находящаяся в составе биосферы Земли. А движется никуда, т. к. при колебательном движении понятия «вперед» и «назад» не применимы. Если этногенез как природный процесс биосферы подчиняется закону цикличности, то социальное развитие характеризуется, наоборот, поступательностью движения.

Социальный прогресс, в отличие от естественных процессов, лежит в полосе свободы и он должен регулироваться в соответствии со стратегией Разума. Но это означает также, что человек несет и будет нести моральную ответственность за его последствия. Например, если взрыва этногенеза как природного (космического) явления нельзя предотвратить, то последующие за ними деяния людей можно и нужно контролировать с позицией нравственного закона.

По Гумилеву, концепция цикличности «не верна, если прилагать ее к социальной истории человечества, не точна — при разработке истории отдельных государств, но применима — при изучении процессов этногенеза, разумеется, с существенными поправками».

Процессы этногенеза — это локальные варианты формообразования вида homo sapiense, определяющиеся взаимодействием исторического и ландшафтного факторов. «Все народы Земли живут в ландшафтах за счет природы», — утверждает Л. Н. Гумилев. Поэтому состояние ландшафта, как чуткий барометр, показывает наличие подъемов и упадков в этнической истории.

Рассматривая отношение этноса к природным условиям, Гумилев выделяет «следующие фазы этногенеза:

• явный период фазы подъема;
• акматическую фазу, когда этнос предельно активен, а давление на ландшафт уменьшено;
• фазу надлома, когда антропогенное давление максимально и деструктивно;
• инерционную фазу, в которой идет накопление технических средств и идеологических ценностей; ландшафт в это время поддерживается в том состоянии, в которое он был приведен ранее;
• фазу обскурации, во время которой нет забот ни о культуре, ни о ландшафте.

После этого наступает фаза гомеостаза, когда идет взаимодействие остатков полуистребленного этноса с обеденным ландшафтом.

Судьба всех этносов, по Гумилеву, — постепенный переход к этноландшафтному равновесию. Отмечается единообразный процесс развития этноса от пускового момента через акматическую фазу — к рассеянию или превращению в реликт.

Длительность разных фаз этногенеза, считает Гумилев, различна. Фаза подъема длится примерно 300 лет; примерно такова по длительности и акматическая фаза. Именно в этом периоде складывается характер этноса, заканчивается его экспансия и создаются условия для формирования суперэтнических образований. Надлом длится меньше и занимает по времени от 150 — 200 лет. Особенно сильно варьируют по своей длительности фазы инерции и обскурации. Это зависит от интенсивности внутренних процессов разложения этноса, так и физико-географических условий ареала. Наконец, продолжительность фазы гомеостаза, в которой существуют исторические реликты, уже целиком зависят от историко-географических особенностей территории, вместившей остаток разбитого этноса. Таким образом, весь цикл этногенеза занимает от момента оформления этносоциальной системы до превращения этноса в реликт около 1200 лет.

На начальной стадии этногенеза, когда люди не вступают в противоречие с ходом природных процессов, создается устойчивый биоценоз, где для растений, животных и людей находятся свои экологические ниши. Но последняя фаза этногенеза деструктивна. «Члены этноса, не способные по закону необратимости эволюции вернуться к контакту с биосферой, — заключает Л. Н. Гумилев, — переходят к хищничеству, но оно не спасает. Идет демографический спад». Но это как говорится, » еще не вечер». Фазы этногенеза, связанные с процессом упрощения этнической системы (надлом, инерции и обскурация), нарушаются обратными процессами этнической регенерации. В этом случае инициативу этнического обновления, отвечающего новым потребностям динамики, перехватывают те этнические группы, которые до этого были скованы присутствием ведущего этноса.

Но если концы этнического упадка очевидны, то где начальные точки этногенезов от которых можно вести отсчет? По Гумилеву, вспышки этногенеза связаны не с культурой и бытом народов, не с их расовым составом, не с уровнем экономики и техники, не с колебаниями климата, меняющими экологию этноса, а со специальными условиями пространства и времени. Если бы этносы были «социальными категориями», — пишет он, — то они бы возникали в сходных социальных условиях. А на самом деле пусковые моменты этногенезов совпадают по времени и располагаются в регионах, вытянутых либо по меридианам, либо по параллелям, либо под углом к ним, но всегда как сплошная полоса. И вне зависимости от характера ландшафта и занятий населения — на такой полосе в определенную эпоху внезапно начинает происходить этническая перестройка — сложение новых этносов из старых. А рядом с такой полосой — покой, как будто ничего нигде не происходит… Остается непонятным: откуда такая исключительность в положении зон начал этногенезов и почему каждый раз процесс начинается на новом месте? Как будто кто-то хлещет плетью шар земной, а к рубцу приливает кровь, и он воспаляется».

2.Чтобы ответить на этот вопрос, Гумилев исследует взрывы этногенеза в I веке н. э. (христианский суперэтнос), в III / У в. н. э. (гунны), в У! в. н. э. (исламский \ мир), в XI в. н. э. (монголы). Он приходит к выводу о наличии единой причины происхождения всех этносов на земном шаре. Обязательным условием возникновения и течения процесса этногенеза (плоть до затухания его, после чего этнос превращается в реликт) является пассионарность, т. е. способность к целенаправленным сверхнапряжениям, — заключает Л. Н. Гумилев. Пассионарность, по Гумилеву имеет энергетическую природу внепланетарного, космического происхождения. Эти космические импульсы сообщают новым этносам оригинальный ритм биофизического поля, порождают пассионарные личности. Пассионарные толчки — это преображающая сила, без которой эволюция не могла бы продолжаться. Но возникают они очень редко — два или три за тысячу лет. Например, между 800-200 г. до н. э. появились духовно озаренные личности одновременно во многих регионах мира — в Китае, Индии, Персии, Палестине, Элладе. Это Конфуций и Лао-цзы, Будда и Заратустра, Гомер и Пифагор и т. д. Такой феномен трудно объяснить социальными условиями, которые и тогда не были одинаковыми на Земле; возможно, он имеет неземное происхождение — космический импульс.

Развитие любого этнос, по Гумилеву сопряжено с уровнем пассионарного напряжения, то есть наличием в этнической системе пассионарных личностей, задающих новый «стереотип поведения». И, наоборот, когда происходит снижение пассионарности, наступает обскурация. Механизм ее таков: посредственность, уничтожая пассионарные личности в своей сфере, лишает этнос необходимой резистентности, вследствие чего наступает коллапс. Например, распад Советского Союза во многом объясняется геноцидом, который резко снизил уровень интеллектуальности и пассионарности нашего общества. Что касается пассионариев, то они «никогда не вытесняют из этноса, но за счет своей избыточности энергии создают разнообразие, усложняющее этническую систему. А сложные системы устойчивее упрощенных».

Таким образом, ясно, что именно пассионарные личности обеспечивают условия этнической регенерации, импульс новым циклам непрерывного развития. Но для того, чтобы пассионарность имела исторические проявления, необходимо, чтобы пассионарных личностей было достаточно много, чтобы они не были «поглощены» своими сородичами. В этом пункте гумилевская концепция цикличности сходится с позицией Тойнби.

«Человек достигает цивилизации, — писал Тойнби, — не вследствие биологического дарования (наследственности) или легких условий географического окружения, а в ответ на вызов в ситуации особой трудности, воодушевляющей его на беспрецендентное до сих пор усилия». По Гумилеву, устойчивость этноса определяет динамический стереотип поведения, способность большинства людей к сверхнапряжениям. Обобщая эти две точки зрения, можно сказать, что социодинамику развития определяют духовно озаренные пассионарные личности. Только благодаря им имеет место социальный прогресс. Следовательно, в свете философии истории основная проблема формирования высоких человеческих качеств, нового образа жизни, динамического стереотипа поведения.

Почему надломилась страна Советов и почему устойчиво развивается Западная Европа? Чем же объясняется это поразительное различие в судьбах двух суперэтносов, развивающихся при одинаковых обстоятельствах — в условиях технического прогресса? Объяснение следует искать, как это не парадоксально, в великих победах Советского Союза на поле битвы и труда, которые требовали сверхиндустриализации, сверх-централизации, сверх-милитаризации и вообще сверх-напряжения всех сил всего общества на протяжении десятилетий. Сверхмилитаризация подорвала внутренние силы социального организма, а сверхцентрализации сковала творческие устремления людей, лишила их духовной свободы.

Утомленное победами, обескровленное сталинским геноцидом советское общество потеряло пассионарность, способность к самодетерминаций, в результате чего оказалось не способным выдержать «вызов» окружающей среде («холодная война», загрязнение и т. д.). Именно здесь кроется главная причина краха Советского Союза и успешного продвижения Западной Европы по пути устойчивого развития.

Основными характеристиками устойчивого общества являются самодетерминация, самоподдержание, саморефлексия. Наиболее конструктивным признаком устойчивого развития является саморефлексия, которая, детерминирует процесс духовного преображения общества. Однако, саморефлексия — это привилегия интеллектуального меньшинства, а оно попало под пресс сталинско-большевистского террора. Вместе с уничтожением мыслящей части населения исчезла и свободная мысль как социальное явление. Категорическим императивом нашего общества стал сталинский лозунг: «дело делать». И мы покоряли природу как «внешнего врага», воздвигали гиганты индустрии, стройки века. Но все это обернулось социальным распадом и экоцидом.

Творческая эволюция не может быть результатом внешних сил. С утратой силы самодетерминации, то есть духовного порыва, неизбежно наступает коллапс, — таков урок истории.

Чтобы обеспечить устойчивое будущее, мы должны сделать разумные выводы из уроков истории, осознать свое место в историческом развитии. Как показывают исследования А. Тойнби, Л. Гумилева и других историков, развитие человеческих популяций носит циклический характер. Мы не являемся сторонниками «теории цикличности», но все — же полагаем, что без анализа исторических циклов невозможно решение проблемы устойчивости общества. Не в нашей власти отменить эти циклы, но мы можем управлять собственным развитием, если будем знать наше место в истории. «Сегодня мы имеем большое преимущество перед обществами прошлого, — пишет американский историк И. Тейнтер, — это касается не только наших технических возможностей. Наше знание дает нам возможность стать первыми людьми в истории, которые способны понять феномен «развертывания сложности» (of evolving complexity) и узнать, каково наше место в этом процессе».

Историческое исследование, направленное на постижение нашей роли, нашей позиции в этом объективном процессе «развертывания сложности», должно стать фундаментом концепции устойчивого развития. Независимо от того, достигли мы или нет предельной точки уменьшения отдачи от решения «проблемы сложности», мы знаем, что этот момент наступит. И не только в этом наше сравнительное преимущество. Опираясь на стратегию разума, мы можем изменять траекторию естественной эволюции общества с учетом феномена «уменьшения отдачи от сложности». Поддержание устойчивости общества требует от нас разумных действий вопреки естественным историческим циклам, влекущим те процессы коллапса, о которых говорилось выше.Тема 8. Сорокин и критика теории А. Тойнби. Стадиальная теория цивилизаций.